Bouncing off clouds: первый концерт Тори Эймос в Москве

Тори Эймос – одна из немногих, кто может заставить меня плакать. И единственная, кто заставил меня плакать от счастья.

Волшебница Тори Эймос в порочащих связях с кинематографом замечена не была. Разве что написала пару пронзительных композиций для осовремененной экранизации «Больших надежд» Чарльза Диккенса и исполнила эпизодическую роль шикарной певицы в эмансипе-мелодраме о женщинах Америки 50-х «Улыбка Моны Лизы». Эймос не из тех певиц, что рвутся в кино согласно последней голливудской моде. Она вообще не следует моде или иным общественным иллюзиям. Как настоящая космическая дива, Тори обладает способностью создавать вокруг себя и моду, и иллюзии, и, что самое ценное, свой собственный мир. 3 сентября россияне попали в число тех счастливчиков, которым повезло соприкоснуться с миром Тори Эймос.

На сцене Эймос хрупка и ранима, словно вот-вот рассыплется. И при этом настоящая сильная женщина – остра на язык, насмешлива, порой даже жестока. Она всегда была максимально откровенна со зрителями (мало кого может оставить равнодушной ее песня о пережитом насилии «Me And A Gun»). За такую честность зрители всегда ее боготворили. Конечно, концерт Тори Эймос в Москве – подарок всем, кто так долго ждал, надеялся, а потом не верил своему счастью. Вот и я не верила. Все сто минут не верила, что вижу и слышу реальную Тори. Поэтому, наверно, по-особому приятно прозвучали ее первые слова: «Мне следовало бы приехать сюда гораздо раньше – вообще родиться здесь».

А потом она запела. Как можно описать неописуемое? Голос Тори Эймос – все оттенки металла, от серебра до стали. Голос Тори Эймос разбивает сердце на тысячи острых кровоточащих осколков, снимает с души тонкую кожицу, обнажая самые потаенные и болезненные участки, играет на нервах, словно смычок на скрипке, пока не лопнет слишком туго натянутая струна, разбирает по частям и рвет на части. А потом собирает заново, только во что-то обновленное, очищенное.

Когда Тори пела, у меня не было сил ни подпевать, ни думать об организационной части шоу, я даже хлопала запоздало. Просто хотелось, чтобы она вечно пела, пела и пела, чтобы не было даже пауз между мелодиями – один непрекращающийся, летящий звук. Мы все, зрители, как будто стали частью какого-то сакрального действа. Наверно, это называется экстаз. Или благодать – чистая, светлая и непреодолимая. Как будто моя душа в долю секунды вырвалась из тела, а потом, вслед за ней, преодолевая навязанные законы гравитации, каждая частица тела устремилась вверх. И вот уже все наши души и тела, следуя за этим неземным голосом, слились во что-то большое и космическое. «Icicle», «Precious Things», «China», «Silent All These Years», «Winter», «Bouncing Off Clouds», «Leather»… Каждая песня – маленькая история, маленькая трагедия, маленький кусочек вселенной Тори Эймос.

Сидя на своем далеко не близком к сцене ряду и заглядывая сквозь линзы арендованного бинокля в лицо Тори (кажется Тургенев писал о «самом изменчивом лице в мире»), я иногда ощущала, что она смотрит прямо мне в глаза, а сквозь них прямо внутрь меня. Казалось, что она поет только для меня. Казалось, что она поет для всего мира. Казалось, что я, весь мир и голос Тори Эймос – единое целое.

Абсолютная гармония.