Провинциальный киноблог переезжает в столицу

Теперь, когда все экзамены сданы, все счета оплачены, все билеты куплены и найден путь от метро до общежития ВГИКа, можно с уверенностью сказать – я официально учусь на Высших курсах сценаристов и режиссеров на режиссера игрового кино. Провинциальный блоггер перебирается в столицу – вместе со всей своей наивностью, субъективностью и любовью к чуду синематографа. Камера, мотор… поехали!

А пока о том, как это было. Итак, два месяца назад. Письменный творческий конкурс сдан. Я еду в столицу на собеседование…

6:00.

…Поезд Вологда-Москва пребывает на Ярославский вокзал в шесть утра. Полупроснувшаяся столица встречает меня смирно посапывающими на лужайках, лавочках и лесенках бомжами, гомоном голубей и цыган, а также монотонным шуршанием метелок неутомимых дворников-гастарбайтеров. Скажу прямо – мне, как абсолютно кристальному топографическому кретину, вдобавок принципиально не пользующемуся ни картой московских улиц, ни помощью угрюмых с утра (или они всегда такие?) москвичей, обнаружить заветное здание по адресу Большой Тишинский переулок, 12, оказалось непросто. Но, после пары домогательств «девушка, вас бесплатно не подбросить» от сомнительных встречных водителей и полуторачасового брожения по Большой Грузинской улице между станциями метро Краснопресненская и Белорусская, я его нашла. Виват! Для тех, кто интересуется, опознавательные знаки – зоопарк в начале пути и польское посольство в конце.

Признаться, снаружи здание на меня особого впечатления не произвело. Но ведь главное то, что внутри. А внутри…Сердобольная отзывчивая вахтерша, портреты-портреты-портреты, среди коих мой ненаметанный глаз подцепил только светлые образы Тарковского, Кайдановского и Быкова. Кстати, дам среди трех десятков портретов – всего две. Говорят, в современных кинематографических ВУЗах России среди получающих режиссерскую профессию 75 % – женщины. Вопрос на засыпку – многих ли отечественных женщин-режиссеров вы назовете в течение минуты? Я вот вспомнила только Муратову, Сурикову, Дружинину, Лиознову да Гай Германику. Маловато будет. Неужели представительницы прекрасного пола и вправду в режиссеры не годятся – более эмоциональны, неорганизованны и толком не могут объяснить, чего хотят?

Кстати, о режиссерском «чего хотят». В поезд я, как умная, захватила почитать Феллини – его автобиографическую книгу «Делать фильм». Так вот, описывая процесс кинопроизводства, великий итальянец говорил о том, что первоначальный замысел фильма возникает у него в голове, как некий сон, фрагментарный и туманный образ. Потом, в процессе разработки, картина получает все больше и больше деталей, оформляясь в единое целое. Федерико Феллини считал, что режиссер ни в коем случае не должен изменять этой первоначальной задумке ленты, даже прислушиваясь к доводам специалистов и что-то по ходу съемок дорабатывая. Еще Феллини был убежден, что на площадке Творит режиссер. Все остальные – всего лишь рабочие, воплощающие его идею.

Впрочем, гению легко судить и рассуждать. Федерико Феллини снимал, потому что не мог не снимать. Интересно, смогу ли я когда-нибудь хоть на полпроцента сравнить себя с Феллини?..

11:00.

…За размышлениями я и не заметила, как подошло время экзамена. Первый этап – анкета. Ваши любимые фильмы, книги, спектакли, философские труды, картины, цитаты… Заполняю вдохновенно. И неразборчиво – в этом вся я.

Заходит мой, надеюсь, будущий мастер Ираклий Квирикадзе. У него белая рубашка и белая борода. Кажется, словно он спустился на белом облаке, чтобы решить – способны или нет.

Сдаем анкеты на рассмотрение. Сидим в холле. Хм, скоро меня призовут. Я уже боюсь…

13:30.

… А бояться, в общем-то, было нечего! Собеседование прошло быстро. Показывали живопись – просили назвать автора. Говорили об анкете, о том, какую книгу мечтаешь экранизировать и о чем хочешь снимать фильмы. В общем, требовалось за десять минут доказать, что ты в искусстве не полный ноль, и вдобавок активная творческая единица.

После собеседования каждому вручают творческое задание – фотографию, по которой нужно придумать сюжет фильма. За стеной, в администрации, по телефону честят какую-то нерадивую абитуриентку: «Если два раза не поступили, на третий уже должен быть тревожный звоночек!» Во мне тоже что-то звякнуло. Пошла творить.

Историю я сочинила за пятнадцать минут, а потом два часа ждала своей очереди и то не нервничала, то нервничала. Оказалось, тоже зря – воображение, в отличие от соображения, меня редко подводит. Вроде бы, всем все понравилось. Или мне так только кажется?..

Через два дня.

Я – в списке поступивших! Ааааааааааааааааааа!..

Уже потом будет судорожный сбор дензнаков, полуночные размышление о наличии/отсутствии собственного творческого пути, агрессивное общение с мамой по поводу тягот бытия в большом городе, осознание того, что вряд ли скоро увижу своих друзей. А пока – просто радость, которая затопила меня изнутри и, не найдя вдоволь места, вырвалась наружу.

Все возможно. Препятствия – только у нас в голове. Главное – верить в себя и в свой путь, пусть это даже самая банальная из всех банальностей на этом свете.

Жизнь тоже может быть как фильм, если ты осмелишься стать ее режиссером.

А пока – наслаждаемся кино, господа!

Bouncing off clouds: первый концерт Тори Эймос в Москве

Тори Эймос – одна из немногих, кто может заставить меня плакать. И единственная, кто заставил меня плакать от счастья.

Волшебница Тори Эймос в порочащих связях с кинематографом замечена не была. Разве что написала пару пронзительных композиций для осовремененной экранизации «Больших надежд» Чарльза Диккенса и исполнила эпизодическую роль шикарной певицы в эмансипе-мелодраме о женщинах Америки 50-х «Улыбка Моны Лизы». Эймос не из тех певиц, что рвутся в кино согласно последней голливудской моде. Она вообще не следует моде или иным общественным иллюзиям. Как настоящая космическая дива, Тори обладает способностью создавать вокруг себя и моду, и иллюзии, и, что самое ценное, свой собственный мир. 3 сентября россияне попали в число тех счастливчиков, которым повезло соприкоснуться с миром Тори Эймос.

На сцене Эймос хрупка и ранима, словно вот-вот рассыплется. И при этом настоящая сильная женщина – остра на язык, насмешлива, порой даже жестока. Она всегда была максимально откровенна со зрителями (мало кого может оставить равнодушной ее песня о пережитом насилии «Me And A Gun»). За такую честность зрители всегда ее боготворили. Конечно, концерт Тори Эймос в Москве – подарок всем, кто так долго ждал, надеялся, а потом не верил своему счастью. Вот и я не верила. Все сто минут не верила, что вижу и слышу реальную Тори. Поэтому, наверно, по-особому приятно прозвучали ее первые слова: «Мне следовало бы приехать сюда гораздо раньше – вообще родиться здесь».

А потом она запела. Как можно описать неописуемое? Голос Тори Эймос – все оттенки металла, от серебра до стали. Голос Тори Эймос разбивает сердце на тысячи острых кровоточащих осколков, снимает с души тонкую кожицу, обнажая самые потаенные и болезненные участки, играет на нервах, словно смычок на скрипке, пока не лопнет слишком туго натянутая струна, разбирает по частям и рвет на части. А потом собирает заново, только во что-то обновленное, очищенное.

Когда Тори пела, у меня не было сил ни подпевать, ни думать об организационной части шоу, я даже хлопала запоздало. Просто хотелось, чтобы она вечно пела, пела и пела, чтобы не было даже пауз между мелодиями – один непрекращающийся, летящий звук. Мы все, зрители, как будто стали частью какого-то сакрального действа. Наверно, это называется экстаз. Или благодать – чистая, светлая и непреодолимая. Как будто моя душа в долю секунды вырвалась из тела, а потом, вслед за ней, преодолевая навязанные законы гравитации, каждая частица тела устремилась вверх. И вот уже все наши души и тела, следуя за этим неземным голосом, слились во что-то большое и космическое. «Icicle», «Precious Things», «China», «Silent All These Years», «Winter», «Bouncing Off Clouds», «Leather»… Каждая песня – маленькая история, маленькая трагедия, маленький кусочек вселенной Тори Эймос.

Сидя на своем далеко не близком к сцене ряду и заглядывая сквозь линзы арендованного бинокля в лицо Тори (кажется Тургенев писал о «самом изменчивом лице в мире»), я иногда ощущала, что она смотрит прямо мне в глаза, а сквозь них прямо внутрь меня. Казалось, что она поет только для меня. Казалось, что она поет для всего мира. Казалось, что я, весь мир и голос Тори Эймос – единое целое.

Абсолютная гармония.